|
Гостевая книга ( P ) |
АЛЕКСАНДР-III
И.Е. Репин:
"Прием
волостных старшин императором Александром-III во дворе Петровского дворца в
Москве. 1885-1886"
Холст, масло. 294 x 490.5 см
Государственная Третьяковская галерея
|
Романовы - правители России. Александр Третий Миротворец.
|
Эдвард Радзинский. Династия без грима. Глава-3.
|
Говорят, что:
Во время правления императора
Александра-III некий солдат Орешкин напился в царевом кабаке. Начал буянить.
Его пытались образумить, указывая на портрет государя императора. На это
солдат ответил: "А плевал я на вашего государя императора!". Его арестовали
и завели дело об оскорблении императора.
Познакомившись c делом, Александр понял, что история гроша ломаного не
стоит, и начертал на папке: "Дело прекратить. Орешкина освободить. Впредь
моих портретов в кабаках не вешать. Передать Орешкину, что я на него тоже
плевал".
Как - то на афганской границе один казачий есаул перехватил со своим эскадроном группу контрабандистов, среди которых оказались два английских офицера.В XIX веке, в значительной мере контролируя Афганистан, англичане часто засылали на территорию России через афганскую территорию шпионов и лазутчиков. Как обычно, за нарушение границы, контрабанду и вооружённое сопротивление властям расстреляли контрабандистов, но с англичанами вышла заминка и есаул, подумав, принял решение выпороть их нагайками по казачьему обычаю, и отпустить... возвращаться им пришлось поперек седел - как переметные сумы.
Англичане, вместо того чтобы стыдливо заткнуться, возмущённые таким насилием, подали рапорта и жалобы по команде, которые дошли вплоть до королевы Виктории, а та отправила Александру-III ноту протеста, в которой, в ультимативной форме, под угрозой объявления войны потребовала наказать есаула с казаками и принести извинения оскорбленной британской короне.
Российский
император же ответил на это так:
1. Никаких извинений английскому престолу не приносить!
2. Решительному есаулу послать именную Императорскую телеграмму: "
Поздравляю Вас полковником! Если бы повесили, были бы генералом. Александр."
3. Телеграмму сию опубликовать во всех российских газетах.
Александр.
С
сайта: http://cccp-2.su/blog/43185950629/Interesnyiy-sluchay-na-russko-afganskoy-granitse-vo-vremena-TSar?utm_campaign=transit&utm_source=main&utm_medium=page_0&domain=mirtesen.ru&paid=1&pad=1&mid=DB2DE9B9A495ADF547BE35CB30A9B2F6
Владимир Путин на открытии памятника Александру-III в Гатчине.
|
Кумир Путина.
|
"О новом памятнике Александру-III в Гатчине" Е.Ю.Спицын.
|
Читайте также: "Почему две картины мариниста Айвазовского запрещены для показа в России и сегодня.
Леонид Парфёнов.
Российская империя.
Народный царь. Александр-3 Александрович.
Изображен император
Александр-III с семьей в окружении придворных и министров вскоре после
коронации 5 мая 1883 в момент произнесения им речи перед волостными
старшинами, представлявшими все губернии России. На втором плане за
императором изображены: императрица Мария Федоровна (1854-1928) и дети -
цесаревич Николай (1868-1918), Георгий (1871-1899), Ксения (1875-1960),
Михаил (1878-1918), Ольга (1882-1960).
Картина исполнена по заказу Министерства Императорского двора, который был
получен И.Е.Репиным летом 1884 в период его работы над полотном "Иван
Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года". Заказ был инициирован
художником А.П.Боголюбовым. Основная работа проходила в летние месяцы 1885
на Сиверской, где на пленэре делались многочисленные этюды, и на царской
даче "Александрия" в Петергофе, где художник писал этюды царских костюмов
для картины, а также в С.-Петербурге.
В картуше на раме помещен текст из речи императора: "Я очень радъ еще разъ
видътъ васъ; душевно благодарю за ваше сердечное участiе въ торжествахъ
Нашихъ, къ кото-рымъ такъ горячо отнеслась вся Россiя. Когда вы разъедетесь
по домамъ, передайте всъем Мое сердечное спасибо, слъдуйте совътамъ и
руководству вашихъ предводителей дворянства и не върьте вздорнымъ и нелепымъ
слухамъ и толкамъ о переделах земли, даровыхъ приръзкахъ и тому подобному.
Эти слухи распускаются Нашими врагами. Всякая собственность, точно также
какъ и ваша, должна быть неприкосновенна. Дай Богъ вамъ счастья и здоровья".
Помещение слов Александра III на раме вызвало негативную реакцию Репина, о
чем он писал В.В.Стасову: "...Я этих подписей на рамах и у Верещагина не
переношу, так сразу надоели. Слова, сказанные в этой речи, известны, и им
суждено было сделать весьма реальный поворот во всей русской жизни, который
мы не можем отрицать. Слова эти вполне консервативны...". Рама,
изготовленная по специальному заказу, увенчана гербом Российской империи и
украшена гербами российских губерний. Ее символика связана с парадными
залами Большого Кремлевского дворца, для которого предназначалась картина.
Изготовлена рама в С.-Петербурге под наблюдением Е.И.В. Конторы. Художник
был не вполне доволен ею. "Рама что-то не того, - писал он Стасову,- надо
было самому шаблоны нарисовать. Ну теперь не переделаешь". Завершив работу
над картиной, Репин поместил ее на выставку "14-я ТПХВ 1886", открывавшуюся
в С.-Петербурге 2 марта, хотя в каталог она не вошла. Уже 9 марта в
"Еженедельном обозрении", № 115, стб. 319 (Художественные новости), появился
первый отклик на эту работу. В июне художник перевез картину в Петергофский
дворец для осмотра и приема ее царской семьей. Репин с раздражением писал
Стасову о том, что "до 25 июня картина простоит там, а потом ее куда-нибудь
уберут к Макару". Картина была экспонирована на выставке "15-я ТПХВ 1887" в
Москве, после чего заняла свое место в Большом Кремлевском дворце.
http://www.art-catalog.ru/picture.php?id_picture=4348
РУССКИЕ ЦАРИ.
АЛЕКСАНДР-III (МИРОТВОРЕЦ)
Главы из романа Валентина Пикуля: "НЕЧИСТАЯ СИЛА"
Гатчинские затворники
Сто лет назад Гатчинский замок
казался столь же несуразен и дик, как и сегодня. Каркали вороны в старинном
парке. Вечерняя метель заносила тропинки… В тесной комнате замка,
заставленной неуклюжей мебелью, ворочался, словно медведь в посудной лавке,
громадный дядька с бородой, из-под которой проглядывало плоское лицо
калмыцкого типа. Вот он протиснулся к столу, что-то начал писать – и перо
кажется ничтожным в его большущей лапе с красными, будто ошпаренными
кипятком, пальцами. Дверь в соседнюю комнату чуть приоткрыта, и время от
времени жена заглядывает в кабинет мужа. Пока все идет как надо: муж вершит
делами государства, а она… она штопает его носки.
Речь идет об императоре Александре-III.
Это – тип! Грубый и нетерпимый, зато яркий и выразительный. Не
анекдот, что боцмана Балтийского флота учились материться у этого
императора; на флоте даже бытовало выражение «обложить по-александровски».
На докладе министра просвещения он наложил историческую резолюцию:
«Прекращай ты это образование!» Всю жизнь его глодала забота обставить свой
быт как можно скромнее. Обожал крохотные комнатенки и низкие потолки. Став
императором, из Аничкова дворца перебрался в Гатчинский замок, где
безжалостно распихал семью по клетушкам лакейских антресолей.
– Даже рояля негде поставить, – жаловалась императрица.
– Но зато, Мари, еще есть место для пианино… Когда приехала гостить
греческая королева Ольга, спать ее положили в большую ванну. Хорошо, что
женщина была бедовая, с чувством юмора, а другая бы обиделась. Александр-III
таскал мундир, сопревший по швам; быстро полнея, он велел портным расставить
рейтузы, чтобы в них вшили клинья. В крайности всегда есть доля безобразия.
Императрица как-то получила фотографии от датских родственников, показывая
их мужу, она просила:
– Сашка, можно я закажу для них дешевые рамочки?
– Ах, Мари! Тебе бы только деньги на пустяки тратить…
Фотографии королей и принцев пришпилили на стенках канцелярскими
кнопками, будто в казарме. Штаны его величества неприлично лоснились сзади,
вытертые от прилежного сидения. Сколько бы ни навалили бумаг министры,
император корпел над ними до глубокой ночи, считая себя обязанным изучить
каждую бумажку. Недостаток образования царь восполнял примерным усердием,
словно мелкотравчатый чиновничек, не теряющий надежд когда-нибудь выбиться в
люди. Дело в том, что к роли самодержца его никто не готовил, и смолоду
Александр бесцельно толкался в передних отца, не всегда трезвый. В цари
готовили его брата Николая, на которого и проливалась вся земная благодать.
Профессура вкладывала в него массу знаний, на Николая текли меды и сливки,
ему сыскали самую красивую невесту в Европе. Но в 1865 году Николай
скончался от излишеств, и права престолонаследования механически перенесли
на Александра; с титулом цесаревича он унаследовал и невесту покойного брата
– принцессу Дагмару Датскую, которая в крещении стала зваться Марией
Федоровной…
Вот сейчас она сидит в соседней комнате и – мешает ему! Как
раз пришло время хватить гвардейский «тычок» без закуски, а Машка торчит там
и подсматривает, как бы муженек не выпил чего-либо. Отложив перо, император
подкрадывается к буфету. Без скрипа отворяются дверцы, заранее (какое
гениальное предвидение!) смазанные. Вот и вожделенный графин. Засим следует
легкое, давно обдуманное наклонение его над рюмкой.
Но раздается предательское – буль-буль-буль.
В дверях уже стоит жена со старым носком в руках.
– Ах, Сашка, Сашка, – говорит она с укоризной. – Зачем ты хочешь
обмануть свою старую Мари? Ведь тебе нельзя пить…
Александр III, шумно вздыхая, снова берется за дела великой и
могучей империи. Правда, у самодержца прибережен один вариант в запасе.
Вдруг он встает, бодро направляясь к дверям.
– Сашка, ты куда? – окликает его жена.
В ответ следует патетическое признание мужа:
– Ах, милая Мари! Не отнимай у меня хоть одно право – побывать там,
куда и цари ходят своими ногами…
Теперь, когда лучезарная свобода на миг обретена, скорее вниз – в
подвалы замка, где денно и нощно работает царская кухня. Здесь появление
императора никого не удивляет: привыкли!
– Василь Федорыч, скорей подавай «дежурного»…
Ему вручают ковш с водкой. Сладостно зажмурившись, царь осушает его
до дна. Отовсюду слышны советы поваров:
– Ваше величество, закусите… нельзя же так!
– Некогда, братцы. А за поддержку – царское вам спасибо…
Опьянение у него выражалось в одной привычке, которой он не изменял
смолоду. Император ложился спиною на пол и начинал хватать за ноги
проходящих людей, слегка и игриво их покусывая. В таких случаях камер-лакеи
звали царицу. «Сашка, – говорила она, – сейчас же спать… Ты пьян!» И
самодержец всея Руси, Большая и Малыя, Белыя и Прочая, не шумствуя (и не
стараясь доказать, что он трезвый), самым покорнейшим образом убирался в
спальню. Гатчинский замок, и без того угрюмый, становился во мраке словно
заколдован; в ночи гулко цокали копытами лошадей лейб-казачьи разъезды…
Петербуржцы называли царя «гатчинским затворником», а европейская пресса –
«пленником революции». Этот самодержец с тяжелым воловьим взором иногда умел
и ошарашить Европу! В острый момент политического кризиса, когда многие
страны искали поддержки у России, он провозглашал тост: «Пью за здоровье
моего единственного друга, короля Черногории, а иных друзей у России пока
что нет». Но подобные выкрутасы не были пустозвонством. Царь был уверен в
несокрушимой мощи своего государства, и, выпивая чарку за здоровье южных
славян, напускал похмельную икоту на Габсбургов. Военный авторитет России
стоял тогда очень высоко, и Европа смиренно выжидала, что скажут на берегах
Невы…
– А пока русский император изволит ловить рыбку, – говорил
Александр III, закидывая удочку в мутные гатчинские пруды, – Европа может и
потерпеть. Ничего с ней не случится!
* * *
Ему повезло – он любил жену (редчайший случай в династии
Романовых!). В окружении дядей и братьев, средь которых процветали самые
гнусные формы разврата, Александр III сумел сохранить здоровое мужское
нутро. Говорили, что царь вообще однолюб. В дневнике он заполнил страницу
непорочным описанием своей первой брачной ночи. И – никаких оргий! Страшный
пьяница, он не устраивал гомерических попоек, а надирался втихомолку.
Начальник его охраны, генерал Петр Черевин, по совместительству исполнял
должность и царского собутыльника… Поэты демократического лагеря даже
восхваляли императора за явную скромность:
Матку-правду говоря, гатчинский затворник
Очень плох в роли царя, но зато не ёрник.
Хоть умом и не горазд, но не азиатец —
Не великий педераст, как Сережа-братец.
Мария Федоровна до старости была неутомимой танцоркой. Император
сидел на балах в уголочке, издали наблюдая, как веселится красивая жена, и,
не видя конца ее пляскам, он потихоньку выкручивал «пробки» – дворец
погружался во мрак. Женщина с большой волей и выдержкой, Мария сумела
подобрать отмычки к сердцу грубияна-мужа. Вполне счастливая в браке, она
произвела на свет трех сыновей – Николая, Георгия и Михаила (Ники, Жоржа и
Мишку). Старшего царь порол как сидорову козу, среднего поднимал за уши,
показывая ему Кронштадт на седьмом небе, а младшего… младшего он и пальцем
не тронул, хотя частенько грозился:
– Мишка, ты не шали, иначе я дам тебе дёру!
Мария Федоровна приехала в Россию, везя в своем багаже запасы
лютейшей ненависти к бисмарковской Германии, и этих запасов хватило на всю
ее долгую жизнь. Она страдала за свою маленькую отчизну, на которую в 1864
году напали немцы, отнявшие Шлезвиг-Голштинию, и датская принцесса, став
русской императрицей, уже никогда этого не простила. Под сильным влиянием
жены Александр III мстительно затирал людей с немецкими фамилиями, двигая по
«Табели о рангах» всяких Ивановых, Петровых и Николаевых. Настала пора
бурной русификации всего чужеродного, что было усвоено прежними
императорами. Вдруг исчезли усы и бакенбарды. Подражая неприхотливому
властелину, генералы и министры России буйно зарастали густопсовыми
бородищами. Чем пышнее была растительность, тем больше было шансов выказать
себя отчаянным патриотом. На русский же лад заново переобмундировали и
армию. Солдат при Александре III получил удобную и легкую гимнастерку.
Офицерский корпус принарядили в шаровары и сапоги бутылками, появились
высокие мерлушковые папахи генералов и шинели упрощенного образца с двумя
рядами пуговиц… Перед нами исторический парадокс: сын и внук германофилов
стал отчаянным русофилом!
А жена не уставала нашептывать ему слова ненависти к жаждущей
добычи Германии. Тактично оставаясь в тени престола, она настойчиво
подталкивала мужа в объятия поверженной Франции, которая была готова на все
– лишь бы иметь Россию в друзьях. И вот русские броненосцы отшвартовались в
Тулоне; матросы вернулись в Кронштадт, имея на запястьях массивные браслеты
из чистого золота, – так пылкие француженки передали оригинальный привет
русскому флоту. Усиленно ковалась новая ось ПАРИЖ – ПЕТЕРБУРГ, безжалостно
пронизывающая сердце Германии! Франция устраивала шумные «русские базары»,
где нарасхват шли тульские самовары, тряпичные матрешки, всякие там
ваньки-встаньки, игрушки-дергалки, в которых два медведя усердно кузнечили
молотками по наковальне. Парижане жадно скупали иконы, вышивки, кружева,
меха Сибири и оренбургские платки, проскальзывавшие в самое узкое кольцо…
Петербург не спеша разворачивался на фарватер незнакомой для России
политики: от Берлина – к Парижу! Правда, при встрече французской эскадры
случилось быть немалому конфузу. Сможет ли Александр III обнажить голову,
чтобы с благодатным вниманием прослушать «Марсельезу», зовущую к восстанию
против деспотов?.. Минута была критическая. Рядом с массивною глыбой
императора на мостике «Александрии» колыхалась стройная фигура жены,
затянутой в серую чешуйчатую парчу. Она вдруг что-то резко сказала, и
царь-деспот покорно стащил с головы фуражку.
– Пусть оркестры не стесняются, – сказал он. – Я ведь не
композитор, чтобы сочинять для французов новые гимны…
На эскадре приплыли в Петербург республиканские министры, спешившие
закрепить союз, который позже переплавится в тройственную Антанту. Под
жерлами путиловских пушек накрывали столы для банкета. Орудийные салюты
русских броненосцев созывали гостей к завтраку. Корабельные оркестры играли
попеременно – то «К оружию, граждане!», то «Боже, царя храни!». Мария
Федоровна, прежде чем проследовать к столу, все же успела шепнуть мужу:
– Сашка, умоляю – не напейся. Не ставь себя и меня в неловкое
положение. Здесь тебе не Гатчина, и если ляжешь на палубу, кусая
республиканцев за ноги, они тебя просто не поймут!
* * *
Когда Ники станет императором Николаем II, политическое наследство
отца будет виснуть на его ноге тяжелою гирей.
Колесо истории
Россия даже в самые мрачные времена своей истории не сидела сложа
руки… Била камни на мостовых и создавала умные механизмы; таскала на
пристанях мешки с зерном и выводила в лабораториях химические формулы; она
разгружала корабли и копала картошку; люди гуляли на свадьбах, рожали детей
и сидели в тюрьмах; русские с одинаковой гордостью носили великолепный фрак
и бряцали ржавыми кандалами; производство имперской индустрии возрастало, и
Россия могла выбрасывать на мировой рынок почти все – от броненосцев до
детских сосок. Но два года подряд засуха губила урожаи; провинция голодала;
в 1892 году вибрионы холеры проникли даже в столицу (одна из жертв –
композитор Чайковский), а весь 1893 год Россия оправлялась от прошлых
невзгод. Однако гатчинцев жизнь народа касалась лишь боком, и, отрывая
первую страницу календаря, они произносили привычные слова: «Дай-то бог,
чтобы Новый год был, как прежний…» Но в 1894 году пресловутое колесо истории
со скрипом медленно провернулось, и сработали ржавые рычаги
престолонаследия.
Александр-II, один на один ходивший с рогатиной на медведя, передал
Геркулесову силищу и сыну: Александр III шутя разрывал колоду игральных
карт, в его кулаке бронзовые пепельницы сминались в комок. Но могучий
организм царя уже подточила ежедневная выпивка, отчего ускорилось
перерождение почек. Доказывать царю, что ему нельзя пить, было бесполезно, и
потому врачи в основном обращались к его жене, чтобы она исключила из меню
все «горячительные» напитки. Мария Федоровна вино со стола убрала, к обеду
подавались квасы и вода Таицких ключей.
– Маша! – клянчил царь. – Ну, хоть стопочку… Лишь один гвардейский
«тычок» в день могу я себе позволить?
– Ни одного «тычка»! И не смотри на своего Черевина…
Бравый алкоголик Черевин, потеряв такого сопитуху, каким был царь,
уже не нашел себе места в жизни, уехав за границу, он в меланхолии
застрелился. Но перед смертью о своих фокусах с царем успел поведать
профессору физики П. Н. Лебедеву, записавшему его рассказ: «Мы с его
величеством дураками не были. Заказали сапоги с такими голенищами, куда
входила плоская фляжка. Почти целая бутылка коньяку! На двоих у нас четыре
ноги – выходит, четыре бутылки. Царица подле нас – глаз не сводит. Мы сидим,
будто паиньки. Трезвые! Отошла она, мы переглянемся – раз, два, три! –
вытащим фляги из сапог, пососем и опять сидим. Царю ужасно такая забава
нравилась. Вроде игры. И называлась она у нас так: „Голь на выдумки хитра“.
Хитра ли голь, Петя? – спрашивает меня царь. Ну, до чего ж хитра, говорю.
Раз, два, три – и сосем! Императрица никак не поймет, с чего мы налакались.
А его величество уже на спинке барахтается, визжит от восторга и лапками
болтает… Да, – заключил Черевин, – были люди в наше время, когда весенний
первый гром, не то, что нынешнее племя в тумане моря голубом!»
Здоровье царя ухудшилось, из Москвы был зван знаменитый доктор
Захарьин, который заявил, что брайтонова болезнь нуждается в климате острова
Корфу.
– Если со мной что случится, – сказал царь Николаю, – ты еще не
женат. Это неприлично для… императора. Пока я жив, хочу видеть тебя
супругом. Слава богу, что Эдди Кобургский умер и сердце Алисы Гессенской
отныне снова свободно…
Ситуация не совсем корректная: сначала Алису забраковали, а теперь
жених пускался за невестой вдогонку – умолять, чтобы она его осчастливила.
Впрочем, Алисе не пристало и задаваться, ибо Гессенский двор в Европе – двор
не первого ранга!
Скандал в Ливадии
Они разместились в Малом дворце, созданном вычурным зодчим
Монигетти. Небольшие комнаты вполне устраивали Александра-III; окно в
спальне с видом на море было открыто. Вдали, испытывая механизмы, утюжил
воду тяжкий броненосец «Двенадцать Апостолов». Император громадной тушей
расплылся в креслах, а Мария Федоровна неразлучно сидела с ним рядом. В
паркет их супружеской спальни были вделаны две старые татарские подковы.
– Одну нашла я, а другую нашел ты… Стерлась наша жизнь, Саша, как и
эти подковы. Говорила же я тебе – не пей!
«Двенадцать Апостолов» проплыли мимо Ливадии, над печальным морем
еще долго клубился темно-бурый дым скверно перегоревших углей. Молодежь
шумно веселилась внизу двора. Ники с Ксенией играл на фортеплясах, ездил в
Массандру пробовать вина, а на ферме в Эриклике поглощал кефиры и
простокваши. Пять светил медицины неотлучно дежурили возле кресла больного
императора. Поняв, что смерть не за горами, Александр III стал проявлять
сильное беспокойство о делах престольных.
– Время не терпит, – говорил он жене, – и надо ускорить приезд
Алисы… Она длинная и пусть исправит породу.
Из носа царя потекла кровь, он дышал тяжело, словно загнанный
першерон. Алиса прибыла в прозрачный и чистый день, от Ялты она катила в
широком ландо, заваленном цветами и крупным виноградом. Возле дворца невесту
встречал, отдавая ей первые царские почести, николаевский батальон
преображенцев.
Александр-III отнесся к приезду невестки равнодушно:
– Приехала? Я так и знал… С чего бы ей отказываться? Короны – это
не пуговицы, и на земле они не валяются. – Возле его кресла лежала куча
министерских бумаг, ждущих подписи; отец придвинул их сыну: – Читай ты, а я
уже отчитался…
Николай впервые в жизни скучал над казенными бумагами. Его
развлекало соседство свежей ароматной невесты.
– Эта депеш есть читала мы, – говорила она по-русски…
Романовы разбрелись по саду, потерянные. Собирались в гостиной
первого этажа. Наспех жевали бутерброды, пили чай и молоко. За столом
слышались приглушенные разговоры:
– Она какая-то деревянная, словно сколочена из досок, и я
удивляюсь, что при ходьбе от нее не исходит скрипа шарниров.
– Тетя Минхен, передайте масло. Благодарю… Я ей поклонилась, а она
ответила мне кивком головы, и то не сразу.
– Я не одобряю выбора Ники: лицо у Алисы красиво, но, если
присмотреться, то черты лица совсем не тонкие.
– Говорят, ее брат Санди не совсем-то нормальный.
– Да, у этих гессенцев давно не все в порядке…
По отношению к великокняжеским родичам Алиса держала себя в
холодной недоступности, ни с кем не вступая в разговоры, несла свой
подбородок высоко. Ей было уже ясно, что Александр III обречен, а русская
корона ей обеспечена… Но наверху дворца мать с отцом еще имели право решать
дела престольные по своему усмотрению, и Александр III вызвал сына к себе.
– Ники, – сказал он ему, – ты и сам знаешь, что неспособен
управлять страной. Обереги же Россию от врагов и революций хотя бы до того
времени, когда Мишке исполнится двадцать один год. Обещай клятвенно по
доброй воле уступить престол брату!
Александр-III загибал разбухшие от водянки пальцы.
– Сколько же тебе мучиться? – бормотал он, подсчитывая годы. –
Сейчас Мишке только шестнадцать. Год, два, три… Пять лет тебе сидеть на
престоле, после чего сдай корону Мишке!
* * *
Алиса встретила его, поджав тонкие губы.
– Ники, – заявила она, – мне не нравится, как ты ведешь себя с
людьми, которые ниже тебя. Если ты меня любишь, ты обязан меня слушаться…
Почему профессор Лейден делает доклад о здоровье твоего отца не тебе, а
твоей матери?
– Но это же так естественно: она ему жена.
– Согласна, что это естественно, но это… неправильно! Не забывай,
кто ты. Нельзя, чтобы тебя обходили. Выяви свою железную волю, и пусть все
сразу знают, что в России ты самый главный человек, а после тебя… после тебя
главная здесь я!
Александр-III скончался на 50-м году жизни. Его не задушили, не
взорвали, не отравили – он умер сам (уникальный случай в династии
Романовых!). Телеграфы уже отстукивали по редакциям мира сногсшибательное
сообщение: «ЭТО БЫЛ ПЕРВЫЙ РУССКИЙ ИМПЕРАТОР, КОТОРЫЙ УМЕР ЕСТЕСТВЕННОЙ
СМЕРТЬЮ – ОТ АЛКОГОЛИЗМА…» Мария Федоровна с трудом высвободила свою ладонь
из влажной руки мертвеца. Она опустилась на пороге спальни, широкий плед ее
платья закрыл две стершиеся в бешеной скачке подковы.
– Какая пустота вокруг, – простонала царица…
Возле тела отца появился Николай, и она (мать его!) вдруг с
нежданной ненавистью посмотрела на сына, который приближался к ней – уже как
император. В ливадийском дворце разразился жесточайший скандал, о котором
знали тогда лишь немногие… Надо было присягать НИКОЛАЮ ВТОРОМУ, но Мария
Федоровна отказалась дать клятву. В дворцовой церкви духота от множества
пылавших свечей. Теснотища от наплыва великих князей и княгинь великих.
Обращаясь ко всем Романовым, вдовая царица вдруг заявила:
– Мой сын неспособен править Россией! Он
слаб. И умом и духом. Еще вчера, когда умирал отец, он залез на крышу и
кидался шишками в прохожих на улице… И это – царь? Нет, это не царь! Мы все
погибнем с таким императором. Послушайтесь меня: я же ведь мать Ники, и
кому, как не матери, лучше всех знать своего сына? Вы хотите иметь на
престоле тряпичную куклу?
Началась свара – хоть святых выноси. Великая княгиня Мария Павловна
(из дома Мекленбург-Шверинского) уже пихала к престолу своих отпрысков –
Кирилла, Бориса или Андрея Владимировичей, но их тут же оттерли, как
рожденных от лютеранки. Черногорки Милица и Стана трещали как сороки, что
«дядя Николаша» лучше племянника. Мария Федоровна шагнула к сыну, глядя в
упор:
– Ты должен, Ники, понять меня и мои чувства…
Николая-II обступили и другие Романовы:
– Как это ни печально, Ники, но мать
права. Откажись от престола сразу же, и пусть коронуется Мишка, а до его
совершеннолетия регентство над ним отдадим твоей разумной матери…
Алиса Гессенская вдруг начала краснеть, и выражалось у нее это
странно: сначала до самых локтей побагровели руки, потом лицо,
мертвенно-бледное, вдруг закидало яркими пионами пунцовых пятен. Тут все
догадались, что невеста, едва владея русским языком, все же поняла смысл
романовской перебранки.
– Не слушай никого, – шепнула она жениху по-английски, – а поступай
по воле божией. Если сейчас на твою голову опустятся святые ангелы, они
внушат тебе то же самое, что говорю я!
Николай слабо оправдывался перед сородичами:
– Ну, какой же Мишка царь? Ему бы только собак гонять. Отец и не требовал,
чтобы я вручил ему престол сразу же… Покойный родитель просил меня
царствовать хотя бы пять лет.
– Прекратите этот базар! – рыдала Мария
Федоровна. – Боже, какая дикая ночь… Я не стану присягать тебе. Не стану!
…Она прожила очень долгую жизнь и умерла на своей родине, пережив
три русские революции, гибель династии, потерю детей и внуков. Наверное, в
тихом Копенгагене ей, уже глубокой старухе, часто потом мерещилась эта сцена
в церкви Ливадии. Она так и не уступила сыну! Но ей пришлось умолкнуть перед
батальоном лейб-гвардии полка Преображенского, который (верен своему
командиру) вступил под сень храма, где грызлись «помазанники божии», и этот
батальон первым присягнул Николаю как императору,(Николай-II считал себя
позже обязанным своему батальону за
доставление короны и до самого конца
царствования оплачивал из своего кармана все долги Преображенских
офицеров)
а следом пошли целовать иконы и все прочие… Но даже в кольце штыков Мария
Федоровна не присягнула сыну!
На следующий день свершилось «миропомазание» Алисы Гессенской,
которую нарекли Александрой Федоровной. Духовник дворца в своей речи
обмолвился и назвал Алису «даромшматской» принцессой. Владимировичи,
рожденные от матери-лютеранки, смеялись даже со злобой, скрывавшей их
вчерашнее огорчение:
– Даромшматская… Надо же такое придумать!
Смеху подбавила и сама Алиса, объявив по-русски:
– Теперь я намазанница божия.
С моря накатывал сильный прибой, грохот воды и шум гальки заглушали
все изветы. Александр III быстро разлагался, а лицо его после
бальзамирования приобрело звероподобный вид. Пришла черноморская эскадра, на
шканцах броненосца «Память Меркурия» (под тентом из Андреевского флага)
поставили гроб и отплыли в Севастополь. Шторм кончился, не качало. Алиса
твердила Николаю:
– Я твой ангел-хранитель. Неси бремя с терпением…
Траурный поезд отходил от Севастополя; Мария Федоровна, стоя возле
окна, билась лбом в забрызганное дождем стекло.
– Какой день, какой день… Саша, ведь именно в этот день была наша с
тобою свадьба! Откройте гроб, я хочу его видеть…
Мрачный экспресс с грохотом и воем летел через великую
многострадальную страну, жившую надеждами на будущее. Вот и
первопрестольная! Здесь Николаю II предстояло сказать речь в Георгиевском
зале Московского Кремля, а говорить-то с людьми он не умел, панически боялся
многолюдства. Нашелся в свите опытный человек – подсказал, как поступать в
таких случаях:
– Ваше величество, без шпаргалки не обойтись.
– Стыдно, если заметят, что я говорю по шпаргалке.
– Никто не заметит! – заверил придворный ловкач. – Эту шпаргалку вы
смело кладете на дно своей шапки. А шапку надели на голову. Затем вы шапку,
естественно, снимаете. Держа ее перед собой, поглядывайте в шапку, читая.
Никто не догадается…
Первая речь царя, прочтенная из шапки, сошла благополучно.
Петербург уже наполнялся королями и принцами, делегациями и посольствами,
съезжавшимися к погребению Александра-III, и в сцене его похорон как бы
определился стиль будущего царствования. Провожали покойника с беспардонным
цинизмом, а хаотичность церемонии была поразительной. Никто не знал своих
мест, все перепуталось. Слышались разговоры, шутки и неуместный хохот; из
рядов погребальной процессии кавалеры раскланивались с дамами, занимавшими
балконы в домах. Под конец траурная церемония обратилась в Панургово стадо,
и это стадо валило через Неву, совсем забыв про покойника, а тем более о
молодом императоре, понуро плевшемся за гробом. Возглавляли же кавалькаду
два питерских мясника, которым по ритуалу следовало идти далеко впереди
катафалка. Один мясник был одет в черные рыцарские латы, дабы выражать
печаль по умершему царю, а другой шел в светлых латах, демонстрируя радость
грядущего царствования. Как символам смерти и жизни, им нельзя было
сближаться! Но в общей неразберихе рыцарь печали и рыцарь радости сошлись
бок о бок:
– Кондратьич, ты лавку-то свою красить собираешься?
– Уже покрасил! Говорят, вчерась на станции вагон с черкасским
мясом растибрили… Тебе не предлагали из-под полы?
Александра-III похоронили в Петропавловской крепости, где мертвые
цари издревле привыкли разделять общество с живыми врагами царизма, –
уродливейший парадокс самодержавной власти! В столицу нахлынули
монархические депутации из губерний, Николай-II, чтобы не возиться с каждой
отдельно, велел всех монархистов, как баранов, загонять толпой в
Николаевскую залу.
– Я тронут, – говорил он им. – Я очень тронут…
Словечко прилепилось к нему хуже банного листа, и он повторял его,
когда надо и не надо. Придворные шутники острили: «Наш император уже тихо
тронулся…» Между тем дня не проходило, чтобы у нежной Аликс где-нибудь не
побаливало. То здесь кольнет, то там ее схватит, то ей воздуху не хватает.
Вот и сегодня лежит пластом, словно параличная: ходить не может, ее на руках
таскают из комнаты в комнату. Лейб-медики удивлены – женщина не больна, но
она и не здорова; ходить может, но она, черт ее побери, почему-то решила,
что ходить неспособна… 14 ноября невеста все-таки встала – был день ее
свадьбы! Николай-II отреагировал на это событие скромно: «Спать завалились
рано, т. к. у бедной Аликс снова разболелась голова!» Зато жена писала в
дневнике восторженно: «Наконец, мы навеки скованы, и, когда здешней жизни
придет конец, мы опять встретимся на другом свете, чтобы вечно быть вместе.
Твоя, твоя… Покрываю тебя горячими поцелуями. Мой супруг! Мое сокровище! (в
конце, правда, сделала приписку: „Нехорошо по ночам скрежетать губами…“)».
Экзальтацию своих чувств она покрывала налетом мрачного мистицизма, и этот
налет, словно патина на старинной бронзе, придавал молодой женщине что-то
нежилое, мертвенное, почти загробное. Характер ее в общении с людьми
раскрылся мгновенно – узколобая и нелюдимая эгоистка, живущая лишь ради себя
и своих страстей, она привезла из Германии презрение к русскому народу,
который искренне считала народом варварским и недоразвитым; императрица
заметила в православии лишь языческие пышности, а церковные формы
религиозных обрядов, казалось ей, служат единой цели – восхвалению
самодержавной автократии. «Я так хочу, – капризничала она. – А этого я не
хочу. Но если я хочу, значит, так надо. Правда – это только то, чего мне
хочется!» К сожалению, эта злобная фанатичка обладала сильной волей и
хваткой памятью, что и доказала в занятиях русским языком. Лектрисса Шнейдер
не могла нарадоваться своей ученицей, когда Аликс вписала в дневник мужа
первые стихи по-русски:
Прозрачный сумрак, луч лампады,
Кивот и Крест – символ святой.
Все полно мира и отрады
Вокруг Тебя и над Тобой…
Современники заметили, что люди высокого роста всегда имели на царя
большое влияние – Победоносцов, Плеве, Витте, Столыпин, Штюрмер и… жена!
Имевшие же несчастье быть великанами повергали царя в ужас. Министр двора
Фредерикс таким монстрам даже отказывал в аудиенции, говоря им откровенно:
«Помилуйте, я не желаю вашим видом портить на весь день настроение
государю…»
В начало
Вернуться на страницу
Дата создания сайта 11.07.2009 года.
Последнее обновление страницы 10.06.2021 года.
