Оглавление:

1. Фильмы о взятии Измаила.

2. Отрывок из романа В. Пикуля: "Фаворит", о взятии Имаила.

ТАК ГОВОРИЛ СУВОРОВ.

Смотреть подробнее

Подробнее

«Я с войсками прибыл сюда.
24 часа на размышление — воля.
Первый выстрел уже неволя, штурм — смерть,
что и оставляю вам на размышление».

   (Из ультиматума Александра Васильевича Суворова сераскиру турецкой крепости Измаил, взятой русской армией 22 декабря, 11-го (по старому стилю) 1790 года.
Через сутки после прибытия Суворова в расположение осаждавшей Измаил русской армии начался штурм укреплений Измаила со всех сторон одновременно, включая высадку десанта с Дуная).

   Это изречение вошло практически во все учебники по истории государства Российского. Правда откуда оно взялось, сказать трудно. Однако имеется другой ультиматум Суворова измаильским властям, который, почему-то, нигде не цитируется. Вот текст этого послания.

Здесь читайте: "МИФЫ О СУВОРОВЕ".

Измаильским властям

7 декабря 1790 года

от Генерал-аншефа и кавалера

графа Суворова-Рымницкого.

   Превосходительному Господину Сераскиру Магамету-паше Айдозле, командующему в Измаиле; почтенным Султанам и прочим пашам и всем чиновникам.

  Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими, но, соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, даю знать чрез сие Вашему Превосходительству и почтенным Султанам! И требую отдачи без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей! О чём и ожидаю о сего чрез двадцать четыре часа решительного от вас уведомления к восприятию мне действий. В противном же случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздражённого воинства, и за то никто как Вы и все чиновники пред Богом ответ дать должны.

   Уникальность взятия неприступной крепости Измаил в том, что отчаянно оборонявшиеся и хорошо вооруженные защитники города превосходили численностью нападающих. Овладение крепостью при таком соотношении сил - вершина военного искусства.

Письмо Суворова

принцу Кобургскому

о взятии Измаила.

   Гарнизон состоял действительно из 35.000 вооружённых людей, хотя Сираскир и получил провианту на 42.000. Мы полонили: трехбунчужного Пашу Мустафи, 1 Султана, сына Сираскова, Капиджи Башу, множество Бим-Башей и других чиновников. Всего 9.000 вооружённых людей из которых в тот же день 2.000 умерло от ран. Около 3.000 женщин и детей в руках победителей. Тут было 1.400 армян, всего 4285 христиан, да 135 жидов. Во время штурма погибло до 26.000 турок и татар, в числе коих Сираскир сам, 4 Паши и 6 Султанов. Нам досталось 245 пушек и мортир, все почти литые, 364 знамена, 7 бунчуков, 2 санджака, превеликое множество пороху и других военных снарядов, магазины полные съестных припасов для людей и лошадей. Добычу, полученными нашими солдатами, ценят свыше миллиона рублей. Флотилия турецкая, стоявшая под батареями израильскими, совершенно почти истреблена так, что мало осталось из одной судов, которые бы можно было, вычиня, употребить на Дунае.

   Мы потеряли убитыми в приступе: 1 бригадира, 17 штаб-офицеров, 46 обер-офицеров, да 1816 рядовых. Ранено: 3 генерал-майоров, граф Безбородко, Мекноб и Львов, около 200 штаб и обер-офицеров, да 2445 рядовых.   

Другие цитаты о взятии Измаила.

   Скорее небо упадет на землю и Дунай потечет вверх, чем я сдам Измаил. (ответ сераскира Суворову)
   Нет крепчей крепости, ни отчаяннее обороны, как Измаил, падший кровопролитным штурмом! (рапорт Суворова Г.А. Потемкину)
   Надеюсь, я никогда не увижу столь ужасного зрелища. (участник штурма, герцог Эммануил Осипович Ришель

Краткая справка.

   Город существует на нынешнем месте с XIV века, с XVI века до начала XIX находился под властью Османской империи. Неприступная крепость Измаила, которую защищал большой гарнизон, была взята русскими войсками под командованием А.В. Суворова в ходе кровопролитного штурма 22 декабря (11 декабря по старому стилю) 1790 года. Из 35 тыс. солдат и офицеров гарнизона уцелело 9 тыс. попавших в плен, многие ранеными. Численность русской армии была меньше гарнизона - около 30 тыс. чел, потери убитыми 4600 чел. и 6 тыс. раненых.

   Город у стен крепости начал расти после второго штурма Измаила русскими войсками в 1809 году. В 1812 Измаил был переименован в Тучков, носил это название до 1856 года, когда после Крымской войны отошел к Молдавскому княжеству, находившемуся под протекторатом Турции. Измаил вновь оказался на территории России в 1878 году. После распада Российской империи 22 января 1918 года Измаильский уезд стал частью Бессарабии, находившейся под властью королевской Румынии. 28 июня 1940 года Измаил вместе с придунайской частью Бессарабии вошел в состав Советской Украины.

ВЗЯТИЕ ИЗМАИЛА (документальные фильмы).

«Военная приемка. След в истории»: «Суворов. Штурм Измаила».

   К слову, приписываемый А.В. Суворову афоризм: "Тяжело в учении - легко в бою", граф Рымникский и князь Италийский никогда не произносил. А говорил он следующее: "Тяжело в учении - легко в походе, легко на учении - тяжело в походе". Хоть и не велика, - а разница.

    Николай Мордиков.

СУВОРОВ И КРЫМ.

Отрывок из программы: "Скрытые угрозы" №71 - с Николаем Чиндяйкиным.

СУВОРОВ И ЕКАТЕРИНА-II.

Читайте книгу: "АНГЕЛ СУВОРОВ"

В книге вы найдёте биографию великого полководца, его поговорки, а так же легендарную книгу - "Наука побеждать"

Как Наполеон оценивал Суворова.

Подробнее

Отрывок из романа В. Пикуля: "ФАВОРИТ", книга 2, глава 13, "Приступ и "стыд измаильский".

   ...Каждую нацию по-своему воодушевляют перед генеральным сражением. «Кавалеры, – говорил король Генрих IV, – не забывайте, что вы французы, а неприятель перед вами». Фридрих Великий внушал войскам: «Ребята! Сегодня у нас теплый денек, не потеряйте шляпы, и пусть все идет как по маслу».

   Суворов на гнедой казацкой лошадке объезжал войска:

   – Чудо-богатыри! Два раза вы подходили к Измаилу, первый раз с князем Репниным, второй с де Рибасом, и дважды вы отступали. Бог троицу любит. В третий раз победим или умрем!

   – Веди нас, батюшка, – отвечали ему солдаты. – Стыло нам здеся, мокро и голодно… хоть штурмом согреемся!

* * *
   Турки в Измаиле не казались столь озверелыми, как в Очакове, голов никому не резали, подвергая русских с высоты фасов лишь оскорбительной брани: «Вы перед нами – как жабы, раздувшиеся перед быком!» Де Рибас доложил Суворову:

   – Я уже предлагал им сдачу, но турок очень вежливо отвечал мне, что не видит причин для этого…

   Крепость имела формулу вытянутого треугольника, гипотенузу которого омывали волны Дуная, а протяженность всех стен Измаила составляла десять верст. Камень. Валы и рвы. Палисады. Овчарки. Пушки. Помимо янычар и татар в гарнизоне Измаила собрали «штрафников»: сдавшие Аккерман, Килию и Тульчу, они теперь клятвенно обязались кровью искупить свою вину в Измаиле, – и это было опасно! Снег засыпал оголенные сады, холодные ветры перетирали жесткие камыши…

   – Я жду лишь прихода фанагорийцев, – сказал Суворов.

   Фанагорийский полк был его любимым. По ночам он тренировал солдат во взятии искусственных валов, учил, как быстро заваливать рвы фашинником. Потемкин, всегда боявшийся пролития крови, переслал сераскиру Измаила письмо с предложением капитуляции. Суворов дополнил его своим ультиматумом: «Я с войском сюда прибыл. 24 часа на размышление для сдачи – и воля; первые мои выстрелы – уже неволя; штурм – смерть!..» Два трубача сопроводили парламентера до ворот Измаила, и они почти приветливо распахнулись. Вышли два пожилых турка, с поклоном приняли послание и предложили парламентеру войти внутрь крепости. Он отказался. Но ждать пришлось очень долго. Уже стемнело, когда турки снова появились в воротах:

   – Вам советуют убираться, пока не поздно, иначе вы все передохнете от стужи и голода. Впрочем, сераскир, уважая вашего Топал-пашу, изволит передать ему поклон. Окончательный же ответ будет дней через десять.

   – Почему такой долгий срок? – спросил парламентер.

   – Надо посоветоваться с визирем, а он имеет пребывание в тридцати двух верстах от Измаила…

   Суворов на другой ответ и не рассчитывал. Он собрал военный совет. Как водится, выслушали сначала мнение младших.

   – Штурм! – сказал донской казак Матвей Платов.

   – Иного и не мыслю, – добавил Голенищев-Кутузов.

   За штурм высказались все, кто был в совете, включая и де Рибаса, галеры которого качались на стылой воде под стенами Измаила. В боевом журнале было записано: «Приступить к штурму неотлагательно. Уже нет надобности относиться к его светлости (Потемкину). Обращение осады в блокаду исполнять не должно. Отступление же предосудительно».

   Суворов встал и поклонился собранию:

   – Крайне признателен вам всем, господа…

   К туркам в Измаил подбросили его прокламацию. Суворов еще раз предупредил, что лучше им сдаться: «В противном же случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства, и за то никто, как вы и все чиновники (ваши), перед Богом ответ дать должны…»

   Ответ сераскира сохранился для истории:

   – Скорее Дунай повернет вспять, нежели сдастся Измаил!

   Все стало ясно. Но в приказе по армии Суворов строжайше предупредил: «Христиан и безоружных отнюдь не лишать жизни, разумея то же о всех женщинах и детях». Люди мерзли, но пища еще была: в котлах варили капусту с рисом, на вертелах жарили дичь, солдаты пили анисовку из штофов, офицеры баловались молдаванским из бочек. Суворов назначил штурм на 11 декабря, и турки об этом узнали. Из крепости они расстреливали команды землекопов, русские батареи и корабли отвечали огнем мортирным. Суворов признался офицерам:

   – На штурм Измаила можно решиться лишь единожды в жизни, благо повторить сей опыт вторично никому не дано…

   У него был секрет: все штурмующие колонны должны верить, что направление каждой есть самое главное, но, веря в это, они не должны были знать, что их боевой порыв послужит лишь отвлечению турок от направления решающего удара по крепости – со стороны реки! Этого секрета не знал даже Голенищев-Кутузов, которому предстояло штурмовать в Килийских воротах… Настала ночь, во рвах густела вода, к палисадам янычары привязали турецких овчарок – лютейших в злобе, с клыками волчьими. Собаки всю ночь лаяли.

* * *
   В три часа ночи офицеры двинули свои колонны вперед. Войска устремились к Измаилу, неся в себе горы ломкого фашинника, штурмовые лестницы, доски, топоры, веревки и крючья. Турки были настороже, их артиллерия застилала картечью пространство перед крепостью; это не остановило войск российских. В грохоте стрельбы слышались резкие скрипящие звуки – егеря руками раздирали палисады из досок и бревен. Начиналось первое для Суворова сражение, в котором он лично не принимал участия, руководя битвою с ближнего пригорка…

   Свите своей он напомнил:

   – Велик человек, кто первым взойдет на стены!

   Длины лестниц иногда не хватало, и их наскоро связывали, чтобы колеблющейся верхушкой дотянуться до фаса крепости, над гребнем которого свисали орущие рожи янычар, лезвия ятаганов и стволы ружей, фыркающих свинцом и пламенем – прямо в тебя! Вот и лезь, солдат, если жизнь не дорога тебе… Лезли! Турки отталкивали хрупкие сооружения от стен, лестницы, облепленные гроздьями повисших на них людей, срывались в пропасть. Где не хватало лестниц, карабкались, как ящерицы, по стенам валов, втыкая в промерзлую землю штыки, подтягивались выше на крючьях и – лезли, лезли, лезли…

   Смерть или победа! Офицеры шли первыми, а там, где их убивали всех, офицеров заменяли полковые священники:

   – Православные, с божьей помощью… ж м и!

   Ветераны обадривали молодых:

   – Не раззевайся, орлы! Все будет н а ш е…

   От дыма у Суворова стали болеть глаза, напряженные во внимании к битве. Кто-то прокричал ему в самое ухо:

   – Взошли! Глядите, вот он – первый…

   Леонтий Яковлевич Неклюдов – майор по чину первым форсировал ров, первый приставил лестницу, первым взошел по ней на верх крепостной стены, первым водрузил на ней знамя и получил в награду за подвиг 18 ран пулями и штыками.

   – Убит, – сказал Суворов, опуская трубу оптическую.

   Он видел, как янычары затаптывали Неклюдова ногами, словно хотели размазать дерзкого по своей стене.[15] Но майор Неклюдов свой долг исполнил: за ним уже взбирались другие, и на плоскости Измаила, высветленной пожаром, как театральная сцена, началась сеча, вниз полетели мертвые турки. А со стороны Дуная подходили галеры, выбрасывая на берег нестройные, но дружные ватаги черноморцев и запорожцев, кидавшихся на штурм столь беззаботно и весело, будто за праздничные столы… Треугольник Измаила все плотнее опоясывала жаркая дуга беспримерной битвы!

   Голенищеву-Кутузову выпало едва ли не самое кровавое дело. В Килийских воротах он принял на себя последний удар последних Гиреев – ханов и султанов, которые в Измаиле отстаивали свое право на бахчисарайский престол, на возрождение Крымского ханства. Нет слов, чтобы выразить их безумную ярость! Каплан-Гирей дрался на саблях вместе с шестью сыновьями, которые все пали, но старик, видя их гибель, не сдался и, убитый, свалился поверх своих же сыновей…

   В этот момент прискакал курьер к Суворову:

   – Генерал-майор Голенищев-Кутузов от ворот Килийских велит сказать вам, что его колонне никак не пройти.

   На что Суворов ответил:

   – Я его знаю, и он меня знает. Передай, что эштафет о взятии Измаила в Петербург уже послан, а генерала Голенищева-Кутузова с сего момента назначаю комендантом Измаила…

   К восьми часам утра верхний вал был взят!

   – Брать город, – вдруг заволновался Суворов.

   Он-то понимал, что в симфонии боя отзвучала лишь прелюдия к нему, а главная тема разрешится в улицах, среди сараев, дворов и подвалов… Да! Именно внутри крепости и началась бойня за Измаил – не битва, а подлинная бойня.

   – Пушки! Вкатывайте артиллерию в город…

   Пощады никто не ведал – ни турки, ни русские. Янычар измаильский, уже старик, засучив рукава халата, рьяно бился на саблях, пока его не изрубили в куски. Растрепанные мегеры, обуянные фанатичным гневом, кидались на русских с кинжалами. Из горящих конюшен Измаила дикими табунами выбегали лошади, увеличивая смятение, и ударами копыт добивали павших. В поединках встречались запорожцы – «верные» и «неверные»; вчерашние побратимы, они с воплями пластали один другого саблями от уха до затылка. Крымские татары пытались пробиться к Дунаю, убив на своем пути множество казаков, но тут подоспели бравые ребята егеря, в камышах они перекололи всех татар – ни один не прошел к реке… Каждый дом, каждая дверь, каждое окошко брались с бою! Мечети стали неприступными бастионами, их взрывали вместе с османами. Под ногами катались свертки шелка, проливалось из мешков тягучее золото, из разбитых сундуков сыпался жемчуг, но сейчас было не до этого.

   – Круши их в песи, руби в хузары! Все н а ш е…

   И дрались. Так дрались, как никогда еще не бывало.

   Священник Полоцкого полка дубасил янычар по головам крестом христианским – символом любви к ближнему своему.

   – Православные, да не будет нам сраму! – взывал он…

   Суворов уже плохо видел: глаза резало от дыма.

   – Много их еще там? – спросил он, показывая на Измаил.

   – В каждой щели по турку, – отвечали ему.

   – Я предупреждал, что пощады не будет. Всех, кто не сдался, уничтожить без жалости, – повелел он…

   В восемь часов вечера Измаил дымился горою трупов. Русские лежали вповалку с янычарами, мертвые лошади валялись подле убитых детей и женщин. Даже стонов не слыхать – все мертво, все закоченело погибельно и пахнет кровью.

   – Измаил взят! – доложили Суворову.

   Голенищев-Кутузов стал его первым комендантом.

   Михаил Илларионович с трудом нашел в себе сил написать жене: «Любезный друг мой, Катерина Ильинишна… я не ранен и бог знает как. Век не увижу такого дела. Волосы дыбом становятся. Кого не спрошу: всяк либо убит, либо помирает…»

Суворов сошел с пригорка, и тут силы оставили его:

   – Скажите полоцкому попу,(Это был Трофим Егорович Куцинский (р. 1749), первый в России священник, удостоенный Георгиевского креста. При штурме Измаила он возглавил этаку Полоцкого мушкетерского полка, когда его командир был убит. За личное участие в штурмах Очакова, Бендер, Килии и Измаила он получил пожизненную пенсию в 300 рублей. В царствование Павла I Куцинский был лишен ордена и пенсии, живя нищенством. Я даю эту справку по той причине, что в литературе о Суворове никак не комментируются слова «полоцкий поп») чтобы мечеть бусурманскую освятил в честь святого Спиридония – ради дня этого…

   Кто считал тогда рядовых погребенных? О жестокости побоища измаильского судят по убыли офицеров: на штурм пошло 650 офицеров – осталось в живых всего 250. Впрочем, так и должно быть: офицеры шпагами прокладывали дорогу штыкам… Где бунчуки? Уже в кострах. Турецкие знамена изорваны, а некоторые из них солдаты припрятали, чтобы переслать в деревню – бабам на платьишко. Суворов отправил Потемкину донесение: «Народы и стены пали… штурм был кровопролитен и продолжителен. Измаил взят, с чем имею вашу светлость поздравить». Но теперь не Суворову бы поздравлять Потемкина, а пусть сам светлейший поздравляет Суворова…

   Потемкин это понял: он готовил победителю торжество, он звал его в Бендеры, и Александр Васильевич отзывался, что «желал бы коснуться его мышцы и в душе своей обнимает его колени». Но теперь встретятся не соратники – соперники!

* * *
   Из гарнизона Измаила уцелел только один удачливый янычар, переплывший Дунай на бревне, он-то и поведал у Порога Счастья, какова судьба «венца венцов» турецкого падишаха.

   Падение Измаила повергло Европу в изумление…

   До сих пор граф Рымникский почитался в обществе лишь исполнителем воли светлейшего князя Потемкина-Таврического, но теперь, когда Измаил пал, Александр Васильевич и сам чувствовал, что над Потемкиным он воспарил высоко. Встреча их состоялась в Бендерах: они молча расцеловались и долго ходили из угла в угол. Наконец Потемкин спросил Суворова:

   – Какой награды ты от меня желаешь?

При этом вопросе, кажется, они оба (люди умные) испытали неловкость. Они продолжили бессмысленное хождение из угла в угол. Маленький и хрупкий Суворов попадал в шаг гиганта Потемкина. Их обоюдное молчание стало невыносимо, и Суворов вдруг резко остановился посреди комнаты.

– Я не купец, и не торговаться мы съехались, – заявил он светлейшему с поклоном. – Кроме бога и государыни, меня никто иной, и даже ваша светлость, наградить не может.

– Вот ты с богом и езжай к государыне…

   Петербург встретил полководца морозом, а Екатерина обдала его холодом. Нет, она, конечно, признавала все величие успеха измаильского, но с первых же слов императрицы Суворов понял, что фельдмаршальского жезла ему не видать. Екатерина поздравила его с чином подполковника лейб-гвардии Преображенской. Это была не награда, а лишь видимость расположения к нему: что Суворову с того, если в преображенцах сама Екатерина полковником? Не в его-то годы красоваться при ней на парадах… Она завела речь о напряжении внешней политики:

   – На севере империя наша небезопасна. Питт безумствует, желая, чтобы я из окошек дворца своего флот английский на Неве видела. Альянс прусско-английский вреден, и можно ожидать нападения. Оттого собираю армию в Лифляндии и Белоруссии…

   Она указала ехать в Финляндию, дабы организовать оборону столицы с севера. Суворова, как мальчишку, почтили еще и «похвальной грамотой», – недаром, уже лежа на смертном одре, не мог Александр Васильевич без содрогания вспомнить эти кошмарные дни: «Стыд измаильский не исчез из меня».

   Он быстро отъехал в Выборг; утешение одно:

   «Величие души человека в несчастиях познается…

МАЛОИЗВЕСТНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ СЕМЬИ СУВОРОВА.

Коротко о "Суворочке".

"Суворочка"

   8 февраля 1795 года в Таврическом дворце Санкт-Петербурга прошло торжественное обручение Наталии Суворовой и Николая Зубова. Сама Екатерина Великая выступала в роли свахи... . Уже 29 апреля молодые были обвенчаны.

   Николай Зубов, брат всесильного фаворита Екатерины Второй, шталмейстер двора её величества, был попроще своих братьев, нёс службу добросовестно и усердно, долгое время служил в амии и проявил храбрость во второй русско-турецкой войне. Впрочем, современники отзывались о нём как о личности заурядной: малообразованный, грубый, "бык, который мог быть отважным в пьяном виде, не иначе", мрачный по характеру и в довершение ко всему пьяница. Атлетически сложенный, он являл собою полную противоположность хрупкой Наташе... .

   Наталия Зубова намного пережила своего мужа, активного участника заговора 1801 года, нанёсшего первый удар Павлу Первому - тяжёлой золотой табакеркой в висок. Николай Зубов скончался в 1806 году, оставив вдову с шестью детьми. После его смерти Наталья Александровна Зубова жила в первопрестольной, всецело отдавшись воспитанию детей и окружённая ореолом уважения как дочь бессмертного Суворова.

   Однажды, едучи в карете, она послала лакея купить материи. Ревнуя о хозяйской пользе, лакей торговался столь усердно, что у купца лопнуло терпение и он заявил, что предпочитает иметь дело с барыней. Узнав от лакея , что она дочь Суворова, купец подошёл к экипажу и принялся просить графиню Зубову принять материю в подарок. Несмотря на все просьбы Натальи Александровны, он наотрез отказался взять деньги.

   В памятном 1812 году Наталья Зубова покидала занятую французами Москву, но её остановили неприятельские патрули. Ей достаточно было ответить, что она дочь Суворова. Французы не только пропустили её без промедления, но и отдали ей - женщине - воинские почести.

   Она скончалась в Москве 30 марта 1844 года.

В начало